1.2.9.2. Значение термина «цветочная война», окончание

КУЛЬТ ГРИБОВ
1. Жерт­во­при­но­ше­ния в Месо­аме­рике
1.2. Жерт­во­при­но­ше­ния ацте­ков

1.2.9. Цве­точ­ные войны: 1.2.9.2. Зна­че­ние тер­мина «цве­точ­ная война», окон­ча­ние

Вто­рая версия

Цве­точ­ные войны могли полу­чить свое назва­ние бла­го­даря тому, что их участ­ники имели при себе цветы.

Обра­тимся еще раз к сочи­не­нию Диего Дюрана «Исто­рия Индий Новой Испа­нии» (1579), бла­го­даря кото­рому тер­мин «цве­точ­ная война» вошел в науч­ное упо­треб­ле­ние. Он пишет:

«И даже если основ­ной при­чи­ной, побуж­дав­шей столь мно­гих отправ­ляться на войну [в кото­рой вме­сте с мек­си­кан­цами участ­во­вали их враги, коими были тлаш­каль­теки, чолуль­теки и уэшот­цинки, для того чтобы заво­е­вать Куа­цонт­лан], были их соб­ствен­ные инте­ресы и стя­жа­ние славы и богат­ства, вто­рая при­чина заклю­ча­лась в том, чтобы не ста­вить свою жизнь ни во что и счи­тать бла­жен­ными тех, кто умер на войне, и, так как война назы­ва­лась xochiyaoyotl, что озна­чает «цве­точ­ная война», из этого про­ис­те­кало, что смерть того, кто умер на войне, назы­ва­лась xuchimiquiztli, что озна­чает «смерть розо­вая (rosada), счаст­ли­вая и бла­жен­ная»[1].

В этом отрывке Диего Дюран пере­во­дит слово «xochiyaoyotl» – «цве­точ­ная война» не как «guerra floral», а как «guerra florida». То есть он исполь­зует вме­сто при­ла­га­тель­ного «floral» – «цве­точ­ная» при­ла­га­тель­ное «florida», кото­рое, согласно испанско-русскому сло­варю, упо­треб­ля­ется в зна­че­нии «que tiene flores» – «что-то, име­ю­щее цветы». Сло­варь клас­си­че­ского нау­атля Алек­сиса Вим­мера (2004) пере­во­дит на фран­цуз­ский язык «xochiyaoyotl» как la „guerre fleurie”, где «fleurie» озна­чает «укра­шен­ная цветами».

Опре­де­ле­ния тер­мина «xochiyaoyotl» содер­жатся также в «Мек­си­кан­ской хро­нике» (1598) ацтек­ского исто­рика Фер­нандо де Аль­ва­радо Тесо­со­мока. Наи­бо­лее пол­ное опре­де­ле­ние он при­во­дит, пояс­няя слова мек­си­кан­цев (меши­ков), в сле­ду­ю­щем абзаце:

«И поскольку насту­пала ночь, мек­си­канцы ска­зали: «Бра­тья уэшот­цинки, сей­час оста­но­вим эту битву, чтобы раз и навсе­гда она, нако­нец, между нами и вами назы­ва­лась xochiyaoyotl», дру­гими сло­вами, битва граж­дан­ская (batalla çebil) и слав­ная, розо­ве­ю­щая (rroseada), с цве­тами, дра­го­цен­ными перьями слав­ной смерти, с радо­стью, в поле, укра­шен­ном цве­тами, потому что это было не с веро­лом­ством, но с сим­па­тией, отчего все про­тив­ники были очень довольны»[2].

Оче­видно, что здесь о цве­тах он гово­рит не в пере­нос­ном смысле. К тому же, поле боя, по Тесо­со­моку, усе­яно не только цве­тами, но и дра­го­цен­ными перьями. А зна­чит, в сра­же­нии при­ни­мала уча­стие знать, поскольку только пра­ви­тели и воен­ная элита имели право носить сде­лан­ные из перьев одежду, щиты и голов­ные укра­ше­ния. «Укра­ше­ние для волос, – пишет Педро де лос Риос, – было только у вла­дык и выда­ю­щихся людей, таким обра­зом они даро­вали его за вели­кую при­ви­ле­гию людям силь­ным, убив­шим неко­то­рое число чело­век на войне». Дан­ная фраза содер­жится в ком­мен­та­рии к мини­а­тюре на листе 60r Кодекса Риоса, на кото­рой изоб­ра­жен «госу­дарь этих меши­ков», т.е. Мон­те­сума II (фото 1). На при­мере этой мини­а­тюры Риос рас­ска­зы­вает об «одежде вла­дык». «То, что у него в руке, – пояс­няет он, говоря о пер­со­наже рисунка, – это тро­стинка, кото­рую они делают из неко­его вида бла­го­во­ния, назы­ва­е­мого покитль [poquitl], а в дру­гой – буке­тик роз или иных цве­тов, очень умело собран­ных вме­сте, столь ими люби­мых, что у них они име­ются целый год самых раз­ных видов; настолько, что у всех вла­дык были и все еще име­ются люди, пла­тив­шие им в ука­зан­ные дни дань подоб­ными цве­тами…»[3].

Фото 1[4]. Мотек­ку­маси (Мон­те­сума II). Лист 60r, фраг­мент. Кодекс Риоса (Codex Rios). Иден­ти­фи­ка­ци­он­ный №: Codex Vaticanus 3738. Объем: 101 лист. Мате­риал: евро­пей­ская бумага. Раз­меры листа: 46,5×29,5 см. Автор: монах-доминиканец Педро де лос Риос (Pedro de los Ríos, 15?? – 1563/1565). Язык: ита­льян­ский. Время и место изго­тов­ле­ния: 1570 – 1571 гг., Ита­лия. Апо­сто­ли­че­ская биб­лио­тека Ватикана

Нужно при­знать, что «тро­стинка» с бла­го­во­нием весьма напо­ми­нает сигару, или трубку, кото­рая в коло­ни­аль­ных доку­мен­тах упо­ми­на­ется при опи­са­нии внеш­него облика и пове­де­ния Мон­те­сумы. Так, напри­мер, в «Прав­ди­вой исто­рии заво­е­ва­ния Новой Испа­нии», в главе, посвя­щен­ной Мон­те­суме II, кон­ки­ста­дор Бер­наль Диас де Касти­льо сооб­щает: «После тра­пезы жен­щины опять совер­шали ему омо­ве­ние рук, сни­мали ска­терти со стола и пре­под­но­сили несколько тру­бо­чек, очень изящно позо­ло­чен­ных и рас­пи­сан­ных, в кото­рых нахо­ди­лись амбра и осо­бая трава, назы­ва­е­мая «табак». Тру­бочки эти он брал в рот, затем их под­жи­гали с одного конца, и он выпус­кал дым изо рта. Про­де­лав так неко­то­рое время, он отправ­лялся на покой»[5].

Спе­ци­а­ли­сты счи­тают, что худож­ник в Кодексе Риоса и на самом деле изоб­ра­зил в руке импе­ра­тора сигару, или трубку. Оба эти тер­мина, кото­рые исполь­зу­ются раз­ными авто­рами для обо­зна­че­ния дан­ного пред­мета, доста­точно условны. На нау­атле он назы­ва­ется acayetl[6].

Фото 2[7]. Пра­ви­тель на троне с сига­рой в руке и боль­шим буке­том цве­тов у ног. Лист 30r, фраг­мент. Все­об­щая исто­рия вещей Новой Испа­нии (Фло­рен­тий­ский кодекс). Книга X. Тип объ­екта: ману­скрипт. Автор: фран­цис­кан­ский монах Бер­нар­дино де Саа­гун (Bernardino de Sahagún, 1499 – 1590). Время созда­ния: 1547 – 1577 гг. Биб­лио­тека Медичи Лау­рен­ци­ана, Фло­рен­ция, Италия

«Это были цилин­дри­че­ские трубки без отдель­ной чаши, – пишет Жак Сустель, – а сде­ланы они были из трост­ника или ино­гда, воз­можно, из обо­жжен­ной глины. Они были искусно укра­шены и запол­нены сме­сью табака, дре­вес­ного угля и жид­кого кенафа. Таким обра­зом, гость полу­чал нечто вроде боль­шой души­стой сигары, вкус кото­рой, веро­ятно, был не похож на тот, кото­рого ожи­дают от сигары в наши дни. Между при­е­мами пищи много не курили. Про­гу­ли­ваться с труб­кой в руке было при­зна­ком бла­го­род­ства и изящества.

Табак широко исполь­зо­вали в меди­цине и рели­ги­оз­ных обря­дах. Счи­та­лось, что он обла­дает фар­ма­цев­ти­че­скими каче­ствами и рели­ги­оз­ным зна­че­нием, и во время неко­то­рых обря­дов жрецы несли на спине тыкву, запол­нен­ную таба­ком. Исполь­зо­ва­ние этого рас­те­ния миря­нами в докор­тес­ский период, видимо, не рас­про­стра­ня­лось на про­стых людей»[8].

Фото 3. Неса­у­аль­пилли (Nezahualpilli – «Постя­щийся Принц», 1463 – 1515 гг.) – тла­то­ани Тес­коко в 1472 – 1515 гг. Сын тла­то­ани Неса­у­аль­кой­отля. Лист 108r, фраг­мент. Кодекс Ишт­лиль­шо­читля (Codex Ixtlilxochitl). Тип объ­екта: ману­скрипт. Иден­ти­фи­ка­ци­он­ный № Mexicain 65–71. Раз­меры листа: 21×31 см. Мате­риал: евро­пей­ская бумага. Объем: 122 листа. Язык: испан­ский. Дата созда­ния: 1550 г. Наци­о­наль­ная биб­лио­тека Фран­ции, Париж[9]

В Кодексе Ишт­лиль­шо­читля «порт­реты» трех пред­ста­ви­те­лей знати Тес­коко, выпол­нен­ные в евро­пей­ской худо­же­ствен­ной манере, но с хоро­шим зна­нием костюм­ного эти­кета элиты ацте­ков, изоб­ра­жают всех трех пер­со­на­жей с буке­тами цве­тов в руках (фото 3 – 5). Двое из них также дер­жат сигару. У нобля, пока­зан­ного на фото 5, сигара нари­со­вана зажженной.

Фото 4[10]. Токе­пот­цин (Toquepotzin), нобль из Тес­коко, кото­рый дер­жит в руках знаки сво­его ранга: цветы, сигару и стрелу – сим­вол спра­вед­ли­во­сти (ски­петр, под­твер­жда­ю­щий смерт­ный при­го­вор)[11]. Лист 105r, фраг­мент. Кодекс Ишт­лиль­шо­читля. Фото 5[12]. Неиз­вест­ный тес­ко­кан­ский нобль с зажжен­ной сига­рой и цве­тами. Лист 107r, фраг­мент. Кодекс Иштлильшочитля

Поль­ский спе­ци­а­лист Юстина Олько (Уни­вер­си­тет Вар­шавы) в своей книге «Инсиг­нии ранга в мире науа: с пят­на­дца­того по сем­на­дца­тый век» пишет, что табак, пар­фю­ме­рия и аро­мат­ные цветы были среди обя­за­тель­ных при­вет­ствен­ных подар­ков, пре­под­но­сив­шихся пра­ви­те­лям и ноб­лям, кото­рые бало­вали себя куре­нием и вды­ха­нием аро­ма­тов. Изоб­ра­же­ния Мон­те­сумы и дру­гих гос­под, дер­жа­щих кури­тель­ные трубки и цветы, при­сут­ствуют не только на мини­а­тю­рах, создан­ных в зна­чи­тель­ной сте­пени евро­пе­и­зи­ро­ван­ном стиле, но и на тра­ди­ци­он­ных рисун­ках кодек­сов из реги­о­нов, ранее под­чи­нен­ных Трой­ствен­ному союзу и лежа­щих на юге и юго-западе от Мек­си­кан­ской долины. Как и куре­ние табака, ноше­ние и нюха­ние аро­мат­ных цве­тов было при­ви­ле­гией знати. Члены ацтек­ской элиты носили с собой такие цветы на мно­го­чис­лен­ных меро­при­я­тиях, вклю­чая при­вет­ствия, бан­кеты, при­двор­ные цере­мо­нии, танцы или воен­ные три­умфы. Поскольку, согласно Бер­нар­дино де Саа­гуну, «цветы и табак были исклю­чи­тель­ной при­ви­ле­гией пра­ви­те­лей», букеты, назы­ва­е­мые xochiecacehuaztli – «веер из цве­тов», и tlatlanecutli – «что-то нюха­е­мое», кото­рые носили tlatoque – пред­ста­ви­тели знати, играли роль ста­тус­ных сим­во­лов, выра­жа­ю­щих их бла­го­род­ство. Ино­гда в текстах они даже упо­ми­на­ются как «цветы гос­под» (teucxochitl). Цве­точ­ные сады также счи­та­лись осо­бой при­ви­ле­гией элит. Вос­хи­ще­ние экзо­ти­че­скими цве­тами и нюха­ние их отно­си­лось к люби­мым фор­мам досуга. «Эта осо­бая роль аро­мат­ных цве­тов, – отме­чает Юстина Олько, – была уси­лена их эзо­те­ри­че­ским смыс­лом в мире науа, где они были отож­деств­лены с «судь­бами» Тамо­ан­чана, цве­ту­щего места кос­ми­че­ского дерева, и с небес­ной сфе­рой, откуда была отправ­лена чело­ве­че­ским суще­ствам духов­ная состав­ля­ю­щая тоналли»[13].

По дан­ным Ю. Олько, осо­бенно суще­ствен­ные сви­де­тель­ства о цве­тах как сим­во­лах ранга про­ис­хо­дят из реги­она Пуэбла–Тлашкала, где букеты явля­ются частыми атри­бу­тами гос­под как доис­пан­ского, так и коло­ни­аль­ного пери­о­дов. Это отно­сится к мно­го­чис­лен­ным гене­а­ло­ги­че­ским мате­ри­а­лам тлаш­каль­те­ков и исто­ри­че­ским ману­скрип­там, таким, как Кодекс Уамантлы (Códice de Huamantla) и «Полотно из Тлаш­калы». В Кодексе Уамантлы цветы фигу­ри­руют как сим­волы ста­туса почти всех гос­под, кото­рые свя­заны с бла­го­род­ными домами[14]. Эту же функ­цию цветы выпол­няют и на «Полотне из Тлаш­калы». В его верх­ней части изоб­ра­жены пред­ста­ви­тели знат­ных родов Тлаш­калы (фото 6). С буке­тами цве­тов – зна­ками сво­его ранга – они стоят по обе сто­роны от като­ли­че­ского кре­ста и от герба Габс­бур­гов – сим­вола Свя­щен­ной Рим­ской импе­рии, в кото­рую вхо­дила Испания.

Фото 6[15]. Изоб­ра­же­ние, поме­щен­ное в верх­ней части доку­мента. Полотно из Тлаш­калы, или Исто­рия Тлаш­калы. Тип объ­екта: пик­то­гра­фи­че­ская руко­пись. Время созда­ния: рисун­ков – 1560 г., испан­ского тек­ста – между 1581 и 1584 гг. Фак­си­миль­ное изда­ние 1890 г. Биб­лио­тека Кали­фор­ний­ского уни­вер­си­тета, Беркли, США. Место хра­не­ния ори­ги­нала: биб­лио­тека Уни­вер­си­тета Глазго, Великобритания

На дру­гих сце­нах «Полотна из Тлаш­калы» знат­ные тлаш­каль­теки, согласно обы­чаю, пре­под­но­сят Эрнану Кор­тесу цветы в каче­стве подарка вме­сте с провиантом.

Фото 7. Нобли из Атли­уе­ци­ана встре­чают Эрнана Кор­теса. Инди­анка, кото­рую Кор­тес назвал Мари­ной, пере­во­дит их при­вет­ствен­ную речь. Полотно из Тлаш­калы, фрагмент

На фото 7 пока­зана сцена, где бла­го­род­ные тлаш­каль­теки из Атли­уе­ци­ана (Atlihuetzyan) про­тя­ги­вают Эрнану Кор­тесу и его спут­нику букеты цве­тов, при­вет­ствуя высо­кого гостя, и пред­ла­гают ему кор­зины с едой (пиро­гами? яйцами?) и трех живых индеек.

Фото 8. Деле­га­ция знат­ных тлаш­каль­те­ков при­вет­ствует Эрнана Кор­теса и пред­ла­гает ему про­ви­зию и в том числе бочки, доверху напол­нен­ные какао, из кото­рого делали напи­ток, пред­на­зна­чен­ный только для элиты. Полотно из Тлаш­калы, фрагмент

Вто­рая сцена изоб­ра­жает встречу Эрнана Кор­теса в Тлаш­кале (фото 8). На ней пред­во­ди­тель деле­га­ции ноблей вру­чает Кор­тесу букет цве­тов и воин­ский штан­дарт шопилли (xopilli – кри­сталл гор­ного хру­сталя). Объ­яс­не­ние этой сцены таково. Терпя пора­же­ние от ацте­ков, кон­ки­ста­доры решили вер­нуться в Тлаш­калу. Ацтек­ская армия догнала их на горе Тонан. Битва про­дол­жа­лась несколько часов, и ацте­кам почти уда­лось уни­что­жить своих вра­гов. В этот момент Кор­тес уви­дел коман­дира ацте­ков на близ­ле­жа­щем холме. Он под­ска­кал к нему на коне и убил его. В ацтек­ской армии нача­лась нераз­бе­риха, и испан­цам уда­лось сбе­жать. Кор­тес был снова при­нят в Тлаш­кале, где при встрече ему пре­под­несли букет цве­тов и штан­дарт шопилли уби­того им коман­дира[16].

В пост­кон­кист­ских хро­ни­ках цветы и сигары упо­ми­на­ются как при­вет­ствен­ные дары Мон­те­суме II и сопро­вож­дав­шим его тла­то­ани от пра­ви­те­лей земель, по кото­рым в 1503 г. союз­ная армия шла на войну про­тив Халь­те­пека (300 км от Мешико-Теночтитлана), в миш­тек­ский край со сто­ли­цей в Оахаке. «Гонцы пре­ду­пре­ждали про­жи­вав­шие по бере­гам рек пле­мена, по тер­ри­то­риям кото­рых про­хо­дили вой­ска, чтобы те гото­вили зара­нее необ­хо­ди­мый про­ви­ант, а также тра­ди­ци­он­ные подарки для импе­ра­тора и основ­ных госу­да­рей, – пишет М. Гро­лиш. – В пер­вом же из горо­дов участ­ни­ков похода ожи­дали цветы, гир­лянды, сигары, одежда и обувь»[17]. Кроме того, «укра­шен­ные перьями щиты, а также цветы и сигары» слу­жили награ­дой наи­бо­лее отли­чив­шимся в бою с ацте­ками вра­же­ским вои­нам, кото­рых при­но­сили в жертву. Нака­нуне жерт­во­при­но­ше­ния в честь коро­на­ции Мон­те­сумы II такие награды полу­чили храб­рецы, захва­чен­ные во время ина­у­гу­ра­ци­он­ного похода на город Атлиско (около 1503 г.) После этого они должны были тан­це­вать под стук бара­ба­нов на рыноч­ной пло­щади[18].

Таким обра­зом, перья, букет цве­тов, сигара – это аксес­су­ары костюма знат­ной пер­соны, сим­волы ее высо­кого поло­же­ния в обще­стве. При этом стоит ли гово­рить о том, что в Ацтек­ской импе­рии вель­можа не мог не быть вои­ном? Вполне веро­ятно, что нобли счи­тали необ­хо­ди­мым демон­стри­ро­вать свой высо­кий ранг с помо­щью этих аксес­су­а­ров не только во время двор­цо­вых цере­мо­ний, но и в ходе цве­точ­ных боев. Только так можно объ­яс­нить стран­ное на пер­вый взгляд пове­де­ние толь­те­ков в опи­сан­ном ранее цве­точ­ном сра­же­нии при Атлиско 1507 г., в кото­ром они при­ни­мали уча­стие во главе со своим коро­лем Иштлильквечауаком.

«Толь­теки начи­нают пер­выми: они бро­сают в сто­рону про­тив­ника сигары и цветы, кото­рые легко отска­ки­вают от щитов, – пишет М. Гро­лиш. – Скоро дело дохо­дит до более тяже­лых сна­ря­дов – кам­ней, стрел и дро­ти­ков и, нако­нец, до руко­паш­ного боя с мечами и копьями»[19].

Толь­теки, видимо, решили добиться бла­го­склон­но­сти меши­ков, про­де­мон­стри­ро­вав им зна­ние пра­вил клас­си­че­ской цве­точ­ной войны. Ишт­лиль­кве­ча­уак, ско­рее всего, воз­на­ме­рился сле­до­вать им до конца, про­яв­ляя без­рас­суд­ную храб­рость, и в резуль­тате был «взят в плен и рас­тер­зан». Желал ли он такой цве­точ­ной смерти или про­сто не понял, что вре­мена спра­вед­ли­вых и галант­ных войн давно прошли?

Таким обра­зом, если при­нять, что цве­точ­ные войны между горо­дами Трой­ствен­ного союза и долины Пуэблы про­изо­шли от риту­аль­ных боев, про­во­див­шихся по опре­де­лен­ным пра­ви­лам между пред­ста­ви­те­лями знати, ста­но­вится понят­ным, что их назва­ние могло воз­ник­нуть бла­го­даря тому, что воины начи­нали сра­же­ние с цве­тами в руках. А сло­во­со­че­та­ние «цве­точ­ные войны» было сино­ни­мично тер­мину «войны знати».

В итоге сле­дует заклю­чить, что строго регла­мен­ти­ро­ван­ные риту­аль­ные сра­же­ния со всей их атри­бу­ти­кой, бла­го­даря кото­рой они полу­чили назва­ние цве­точ­ных войн, суще­ство­вали задолго до появ­ле­ния ацте­ков на исто­ри­че­ской арене и были посвя­щены Утрен­ней звезде. В эпоху ацте­ков они прак­ти­ко­ва­лись жите­лями долины Пуэблы и, в част­но­сти, тлаш­каль­те­ками. Цве­точ­ные сра­же­ния про­во­ди­лись между городами-государствами долины Пуэблы или, может быть, даже между вои­нами одного города-государства (напри­мер, Тлаш­калы), т.е. между воинами-соратниками. Их целью было опре­де­лить бой­цов, кото­рые по резуль­та­там схватки ока­жутся про­иг­рав­шими, т.е. будут взяты в плен и соот­вет­ственно будут при­не­сены в жертву богам со всеми поче­стями, пола­гав­ши­мися храб­рому воину. При этом для боев выби­ра­лись луч­шие из луч­ших вои­нов, в число кото­рых вхо­дили пред­ста­ви­тели знати, поскольку их кровь для богов была наи­бо­лее ценна.

При Мон­те­суме I и Мон­те­суме II риту­аль­ные цве­точ­ные сра­же­ния транс­фор­ми­ро­ва­лись в кро­во­про­лит­ные кон­фликты между горо­дами Трой­ствен­ного союза и долины Пуэблы. Они сохра­нили свое назва­ние и внеш­нюю атри­бу­тику, а также часть пер­во­на­чаль­ных уста­но­вок, таких, как дого­во­рен­ность о месте и вре­мени сра­же­ния, отказ от аннек­сии тер­ри­то­рии и пре­тен­зий на полу­че­ние дани. Захват плен­ных для жерт­во­при­но­ше­ний, а также выплата долга богам смер­тями погиб­ших вои­нов про­дол­жали оста­ваться целями цве­точ­ных войн. Однако в них реша­лись глав­ным обра­зом вполне зем­ные задачи. Со сто­роны горо­дов долины Пуэблы эта была попытка сохра­нить свой пре­стиж и статус-кво, поскольку они не хотели под­чи­няться Тено­чтит­лану и не могли его побе­дить воен­ным путем. Тено­чтит­лан, кото­рому под­чи­не­ние горо­дов Пуэблы путем захват­ни­че­ской войны было не выгодно ни поли­ти­че­ски, ни эко­но­ми­че­ски, исполь­зо­вал цве­точ­ные войны для ослаб­ле­ния «вра­гов дома», и в первую оче­редь Тлаш­калы, в ком­плексе с мерами эко­но­ми­че­ской блокады.

Гипо­теза о суще­ство­ва­нии тра­ди­ции про­во­дить риту­аль­ные бои между сопле­мен­ни­ками до того, как в древ­ней Мек­сике появи­лась Ацтек­ская импе­рия и ее непре­рыв­ная свя­щен­ная война, поз­во­ляет выдви­нуть сле­ду­ю­щие предположения.

Изна­чально в жертву богам, почи­та­е­мым в кон­крет­ном пле­мени и, в том числе в пле­мени меши­ков, – пола­га­лось при­но­сить жизнь и кровь только их под­опеч­ных – чле­нов дан­ного пле­мени. Впо­след­ствии вме­сте с раз­рас­та­нием Ацтек­ской импе­рии в ходе захват­ни­че­ских войн появи­лось боль­шое число плен­ных чужой крови. При­не­се­ние их в жертву ацтек­ским богам и, в част­но­сти, Богу войны и Солнца Уици­ло­по­чтли было сочтено не только воз­мож­ным, но и совер­шенно необ­хо­ди­мым. Однако для этого чужаки должны были стать чле­нами пле­мени – род­ными по крови, чтобы бог – покро­ви­тель ацте­ков Уици­ло­по­чтли при­нял эту жертву. Так и родился мно­го­сту­пен­ча­тый ритуал при­ня­тия чуже­зем­ных вои­нов в «семью» меши­ков, кото­рый сопро­вож­дал плен­ника от поля боя до жерт­вен­ного камня. Наи­бо­лее полно он пред­став­лен бель­гий­ским месо­аме­ри­ка­ни­стом Мише­лем Гро­ли­шем в опи­са­нии собы­тий, сопут­ство­вав­ших вто­рой коро­на­ции Мон­те­сумы II. На ней было про­ве­дено жерт­во­при­но­ше­ние несколь­ких тысяч вои­нов, захва­чен­ных в ходе ина­у­гу­ра­ци­он­ного похода импе­ра­тора на город Атлиско в долине Пуэблы (подроб­нее см.: «Жерт­во­при­но­ше­ние плен­ных на коро­на­ции Мон­те­сумы II»). При­ме­ча­тельно, что воины-ветераны при­вет­ство­вали плен­ни­ков, вхо­див­ших в Тено­чтит­лан, воз­гла­сами: «Добро пожа­ло­вать, сыно­вья Солнца». А вои­нов, захва­чен­ных самим бого­рав­ным Мон­те­су­мой, «его плен­ных, его сыно­вей несли за ним в палан­ки­нах – в бога­тых оде­я­ниях и укра­ше­ниях»[20]. Это во мно­гом объ­яс­няет тот факт, что в анна­лах Кодекса Теллериано-Ременсис и в Кодексе Бор­джиа идео­грамма при­но­си­мого в жертву воина пред­став­ляет его как воина-орла. В пер­вом слу­чае воин-орел имеет образ Уици­ло­по­чтли (на рисунке слева), а во вто­ром – Миш­ко­атля (на рисунке справа). (Подроб­нее см: «1.2.4.2. Сви­де­тель­ства «рисун­ков лет» Кодекса Теллериано-Ременсис» и «Воин Утрен­ней звезды» соот­вет­ственно.)

Дума­ется, гла­ди­а­тор­ские бои, в кото­рых обычно участ­во­вали, по сви­де­тель­ствам испан­ских источ­ни­ков, не про­стые сол­даты, а захва­чен­ные в плен вра­же­ские офи­церы, с одной сто­роны, и элит­ные ацтек­ские воины – орлы и ягу­ары – с дру­гой, явля­лись частью риту­аль­ных меро­при­я­тий, кото­рые были при­званы сде­лать чуже­зем­ного плен­ника чле­ном пле­мени и ацте­ком по крови. По моему мне­нию, они были ими­та­цией цве­точ­ных боев между луч­шими из луч­ших воинов-соратников одного пле­мени или города-государства.

Поэтому я не могу согла­ситься с М. Гро­ли­шем, кото­рый счи­тает, что всех при­но­си­мых в жертву плен­ных вои­нов мешики упо­доб­ляли четы­рем­стам бра­тьям Миш­ко­атля – «мимик­соас», как он их назы­вает, «кото­рые были пьяны в тот момент, когда их при­несли в жертву во время пер­вой войны ради про­пи­та­ния неба и земли»[21]. Соот­вет­ственно жрецы, со слов М. Гро­лиша, обря­жали плен­ни­ков как мимик­соас, про­водя мелом полосы на их коже. (Красно-бело-полосатая рас­краска кожи явля­ется отли­чи­тель­ным зна­ком Миш­ко­атля, его бра­тьев и сестры Ицт­па­па­лотль.) Однако отож­деств­ле­ние при­но­си­мых в жертву плен­ни­ков с «пья­ни­цами и раз­врат­ни­ками»[22] мимик­соас, не соот­вет­ствует идее риту­аль­ного пре­вра­ще­ния чуже­зем­ных воинов-врагов в бра­тьев по крови и той чести, кото­рой они удо­ста­и­ва­лись, при­ни­мая смерть на жерт­вен­ном камне во славу Уици­ло­по­чтли, ста­но­вясь его подо­би­ями, боже­ствен­ными орлами, кото­рые сопро­вож­дают на Восточ­ном небе Солнце до зенита. К тому же при­но­си­мый в жертву плен­ный воин, насколько мне известно, имеет красно-бело-полосатую рас­краску тела только в Кодексе Бор­джиа и в Кодексе Зуш–Наттолл, кото­рый цити­ру­ется в мате­ри­але «Воин Утрен­ней звезды».